Балет любит и чтит традицию. Нет ни одного вида искусства, где бы можно было так внятно проследить «у кого первый портной учился». В 1738 году потомственный французский танцмейстер Жан-Батист Ланде открыл первую в России «Танцо́вальную Ея Императорского Величества школу», и он же преподавал будущей Екатерине II. Приехавший в Санкт-Петербург в 1765 году Гаспаро Анджолини учился в Северной Италии, а в России поставил первый героический балет «Семира».
И все же век Просвещения только рыхлил почву. Годами на ней взращивали артистов балета – сначала универсальных, готовых хоть в оперы, хоть в драмы, позже сугубо сосредоточенных на танце. XIX век открыл Карл Дидло, и от модных балетов заахали счастливые, часов не наблюдавшие Грибоедов и Пушкин. С середины века традиция держалась поймавшим птицу удачи Мариусом Петипа. Он систематизировал все имевшиеся ресурсы… и появились один за другим все ставшие классическими спектакли: «Дочь фараона», «Корсар», «Дон Кихот». Затем «Сон в летнюю ночь», «Баядерка», «Пахита», «Жизель», «Коппелия» и «Тщетная предосторожность». А потом Петипа познакомили с Чайковским, и с 1890-го на сцене Мариинского театра родились золотые шедевры «Спящая красавица», «Щелкунчик» и «Лебединое озеро», не считая обновления старых спектаклей. Посмотрите на афишу любого музыкального театра. Кто-то обошелся без этих названий? Вот она, традиция. И вот оно, разумное обновление, без которого традиция ветшает.
Поскольку искусство танца переходит «из ног в ноги», этот способ передачи информации сильно страдает от человеческого фактора. Грубо говоря, если актеру Х было удобно делать соло от Петипа с левой ноги, он так и покажет ученику, хотя балетмейстер придумал иначе и лишь со временем закрыл глаза на отсебятину. Кроме того, новые поколения артистов всегда технически чуть сильнее прежних, они могут дольше крутиться, выше прыгать и, опять же, считают актерским грехом не показывать этого публике. Танцевальный текст в результате изменяется до неузнаваемости. А когда вольности достигают точки кипения, дирекция театра бьет в набат. Так рождаются редакции классических балетов. Например, в Мариинском, унаследовавшем корону императорского балетного дома и трепет по отношению к традиции, есть несколько балетов в двух версиях. Самый яркий контраст – «Щелкунчик». Есть версия Василия Вайнонена 1934 года – романтическая сказка, нежная, хрупкая, как ретрофотография с красиво танцующими героями. А есть версия Михаила Шемякина 2001 года, метко прозванная в народе «Шемякунчиком», – пастозная махина с гипертрофированными сластями, окороком, связками чеснока и головой убитого кабана на стенах. Поле битвы мышей с игрушками похоже на развалины Гауди и апокалипсис, мыши списаны с чумных докторов Венеции. Красиво, безусловно, только танец ушел на второй план. Не потому ли театр упорно ставит на новогодние даты нежную версию Вайнонена?
В том же Мариинском много копий было сломано о «Спящую красавицу». Обе версии балета ведут родословную с премьеры января 1890 года. Но танцевальный текст отличается разительно: в редакции Константина Сергеева (1952) это холодноватая выставка достижений артистического хозяйства с радикально поднятыми уже в ХХ веке ногами, в реконструкции Сергея Вихарева (1999) – стремление все сделать «как у бабушки» – с невысокими арабесками и подробной старинной мимикой. Поклонников много у обеих, но к оригиналу ближе версия Вихарева со всей ее непривычной уже пестротой, перенаселенностью и парадным апофеозом. Свою версию «Спящей…» поставил в 2011-м в Большом Юрий Григорович. Спектакль компактнее, всего один антракт, и обновлен больше дизайнерски – силами знаменитого итальянского мастера Эцио Фриджерио и его команды. Художник по костюмам Франка Скуарчапино любовно присмотрелась к королевским нарядам с разницей в проспанный принцессой век, а сценограф к финалу-феерии выстелил сцену пестрым рисунком, отчего артисты на ней как-то потерялись. Что любопытно, во всех редакциях сценический план Мариуса Петипа остался прежним, ведь хореография тут связана с музыкой сразу при рождении. А ключевые моменты балетного механизма – адажио Авроры с четырьмя кавалерами и па-де-де – остались практически неизменными, поменявшись лишь в нюансах. Видимо, так и выглядит почтение к традиции.
В отличие от идущих повсеместно «Спящей…» или «Щелкунчика» балет Петипа «Дочь фараона» канул в XIX веке, и его постановка Большим театром выглядела очень амбициозно. Занимался ею Пьер Лакотт, всячески мистифицируя публику рассказами о великих старухах императорского балета, после революции разбросанных по Европе и учивших его ремеслу. Много ли осколков спектакля они передали ученику в действительности, мы уже не узнаем, но спектакль получился ярким, звонким, затаскивающим в свою параллельную реальность. Возобновленный три сезона назад спектакль идет довольно редко, но исправно собирает зал, как и положено эксклюзиву.
Любопытна сценическая жизнь «Коппелии», феминистской версии «Щелкунчика» образца 1894 года. В Большом театре ее ставил по канве Петипа петербуржец Сергей Вихарев, к 2009 году уже не боящийся пробелов в танцевальных партитурах и закаленный в боях. Изящный и любимый балеринами за возможность притворяться куклой спектакль идет на Новой сцене Большого театра. Аншлаги сопровождают «Коппелию» и в Михайловском театре Санкт-Петербурга. Там историю Гофмана про механическую девушку рассказал Михаил Мессерер, умеющий видеть общую картину и вдаваться в детали всех авторов-хореографов – Артура Сен-Леона, Мариуса Петипа, Энрико Чекетти и Александра Горского. Он собирает старинную мозаику в полный юмора плотный танцевальный текст с обдуманными мизансценами и внятной характеристикой героев.
Театры-флагманы обеих столиц танцуют разные версии «Корсара», похожего то на вялый букет старой барыни, то на «Пиратов Карибского моря». В Большом идут одновременно две версии «Жизели» Юрия Григоровича и Алексея Ратманского, вызывая в закулисье настоящие битвы. А уж «Лебединое озеро», как бы священное и неприкосновенное, танцуется на каждой сцене по-своему и с пафосом «наше озеро – самое лебединое». Традиции русского балета по-прежнему высоко котируются в мире, вызывают споры и меняются, как и положено живому механизму.
Нынешней осенью на премьере Михайловского театра Анжелина Воронцова в партии Коппелии проучила своего непутевого жениха по всем канонам балетного действа. Всем классическим канонам отвечают и новые часы Reine de Naples 8958 Cammea Ballerina, украшающие запястье красавицы-примы. На создание этой модели, выпущенной всего лишь в пяти экземплярах, мастеров дома Breguet вдохновило высокое искусство русского балета. Часы с силуэтами танцующих балерин на циферблате были созданы специально для России – в знак уважения не только к культуре нашей страны, но и к общей странице истории. Удивительное совпадение: именно начало XIX века – время становления императорского балета, и именно тогда же, в 1808 году, в Санкт-Петербурге появляется Русский дом Breguet – один из первых за пределами Парижа.
Красивая, элегантная, но, главное, отличающаяся особой точностью продукция швейцарской марки быстро завоевала популярность в среде высшей российской аристократии – более того, ее название стало чуть ли не нарицательным обозначением часов. Помните в «Евгении Онегине»: «…пока недремлющий брегет не прозвонит ему обед»? И, конечно же, главным поклонником модной марки оказался Александр I – недаром ее создатель Абрахам-Луи Бреге был удостоен титула поставщика Двора Его Императорского Величества.
Часы во славу русского балета воплотили в себе лучшие традиции знаменитой мануфактуры. В сердце Reine de Naples 8958 бьется фирменный калибр Breguet. Рифленый корпус из белого золота обрамлен безелем, мастерски инкрустированным 40 отборными бриллиантами. Но главное внимание приковывает к себе циферблат. Фигурки балерин выполнены в сложнейшей декоративной технике камеи, требующей от мастера необычайной точности исполнения. Традиция создания рельефных изображений на драгоценных и полудрагоценных камнях берет свое начало в глубокой древности: например, знаменитая «Камея Гонзага», хранящаяся в Эрмитаже, датирована III веком до н.э. Сегодня Breguet является одним из немногих часовых домов, которые используют для отделки своих изделий ручную гравировку на морских раковинах. Новая модель – еще одно произведение как часового, так и декоративно-прикладного искусства.
Добавить комментарий