Борис Фридман – предприниматель, основатель одной из первых отечественных IT-компаний «Микроинформ». Собиратель изданий livre d’artiste, так называемых «книг художника». Куратор музейных выставочных проектов.
Что это за явление – livre d’artiste?
Это зародившееся во Франции направление в искусстве XX века, в которое были вовлечены практически все первые имена: художники, скульпторы, архитекторы, поэты, дизайнеры, типографы. Livre d’artiste – творческий продукт как минимум пяти человек: автора текста; художника; типографа, который работал со шрифтами; дизайнера и издателя. Я, кстати, никогда не перевожу французское выражение livre d’artiste как «книги художника». И за рубежом его не переводят. Крупнейшие музеи мира обладают обширными коллекциями livre d’artiste. По всему миру постоянно проходят выставки. Но так сложилось, что нашу страну это направление обошло стороной. Когда мне начинают говорить: «Ну как же, у нас есть футуристическая книга», я отвечаю: «Да, есть, но при чем здесь это?» У нас есть и прекрасные иллюстрированные книги. Но livre d’artiste – это совсем другое.
В чем же их особенность?
Эти издания делались в первую очередь для того, чтобы показать работу художника. Там обязательно присутствует оригинальная печатная графика. Никаких иллюстраций, никакой полиграфии – только оригинальные произведения искусства: офорты, литографии, ксилографии. Поэтому книги не переплетаются, страницы просто вкладываются в футляр. Текст там вторичен.
Он используется как дизайнерский элемент?
В какой-то степени да. Неслучайно в этом жанре художники любили делать картинки к поэтическим текстам. (Первой такой книгой, выпущенной в 1900 году, стала поэма Поля Верлена «Параллельно» с литографиями Пьера Боннара. – Прим. ред.) Бывало, что художники следовали за сюжетом, но в основном нет. Можно вспомнить работы Матисса для книги «Улисс», который, по сути, иллюстрировал «Одиссею» Гомера, ее сюжет не имеет никакого отношения к роману Джойса. Работа художника в livre d’artiste – это первое! Взять, например, «Мертвые души» Гоголя с офортами Шагала 1925 года (книжка вышла в 1948-м). Представляете, 96 оригинальных офортов Шагала вложено в это издание! Там есть текст – кстати, это первый перевод «Мертвых душ» на французский. Но он там никому не нужен. Эту книгу приобретают не для того, чтобы читать, а для того, чтобы видеть оригинальную печатную графику Шагала. Чтобы видеть формат этого издания, бумагу (там особые сорта).
Как вы вышли на эту тему?
Мне всегда были интересны книги и иллюстрации. Сначала я собирал книги, потом, когда закончил учебу и появились какие-то первые деньги, стал приобретать картинки. Потом увлекся шестидесятниками. А потом я осознал, что не понимаю, что собираю. Любой коллекционер должен просто и понятно ответить на вопрос – что он собирает. Если начинаются рассказы про первое, второе, двадцатое, тридцатое – значит, коллекции нет. Это просто накопление. Ничего плохого в этом нет. Просто это не то, что я понимаю под словами «правильный собиратель». У собрания должна быть тема. И в нее нужно довольно глубоко погружаться. Вернее, это происходит само собой. И вот я, любя и книгу, и иллюстрацию, и живопись, и графику, в какой-то момент не смог ответить на вопрос, что собираю. Мне очень хотелось иметь те самые «Мертвые души». Одно время я очень увлекался Шагалом – читал, собирал о нем книги. Наконец мечта исполнилась – это было лет 15–20 назад. И когда я это увидел, то понял – вот именно та точка, в которой сходятся все мои интересы. Там есть все – произведения искусства, формат книжного издания, в то же время есть понятие конечности собрания (направление livre d’artiste закончилось с распадом этой самой плеяды людей, которые к 1970–1980-м годам ушли в мир иной). Я понял, что буду заниматься этим, и отказал себе во всем другом. Все эти годы практически ничего другого не приобретаю. И ничуть не жалею.
Много ли в России коллекционеров livre d’artiste?
Я знаю вас и Георгия Генса. Да. Георгий – это мой давний друг. Глядя на меня, он тоже увлекся. Есть еще в Санкт-Петербурге замечательный собиратель Марк Иванович Башмаков. Думаю, что так как этим мало кто занимается, то на самом деле есть три серьезных собрания.
А в наших музеях нет ничего подобного?
Очень мало. Есть только в Пушкинском и в Эрмитаже – то, что в свое время подарил Шагал, и работы Матисса, которые подарила Лидия Делекторская. Сами музеи могли сделать блестящее собрание – причем задешево. И быть лидерами. Но... знаете, лет 30 назад графика вообще не очень ценилась, считалось, что это почти полиграфия.
Но сейчас явный всплеск интереса к графике.
Абсолютно. И он будет расти. И это объяснимо. Если лет 30–50 назад в ценовом диапазоне собирателям была доступна живопись, кто обращал внимание на печатную копию, на тот же офорт? Хотя сами художники огромное значение придавали изданиям livre d’artiste. У Пикассо их порядка 150, у Шагала – 120, у Миро – 250. В последние 10–15 лет цены на живопись выросли раз в двадцать. Те, кто коллекционировал живопись, теперь не могут себе это позволить и волей-неволей поворачиваются в сторону графики. Соответственно, и графика стала расти в цене. Сегодня, если вы пройдете по лучшим галереям Парижа, Сан-Франциско, НьюЙорка, таким, например, как сетевая Martin Lawrence Gallery – то классической живописи вы уже не увидите. Там в основном печатная графика, на 30% – из изданий livre d’artiste. К сожалению, это приводит к тому, что тиражи livre d’artiste катастрофически падают. Если, скажем, в 1950 году издание было изготовлено тиражом 150 экземпляров, то сегодня осталась половина.
Потому что они все «раздерганы» на страницы?
Конечно. Это же выгодно. Если те же «Мертвые души» кто-то приобретет по минимальной рыночной цене и будет продавать каждый из 96 офортов Шагала по одному, то в итоге он получит раз в пять больше денег, чем стоило издание. Но каждая вынутая из книги картинка означает, что сама книга уничтожена. Я собираю только книги.
Ваша коллекция уже сложилась?
Конечно. Но объем коллекции – это не параметр. Я всегда привожу в пример своего знакомого, крупного американского собирателя Питера Штрауса. На старости лет он распродал свою огромную коллекцию и оставил себе только 20 изданий – лучших. Так что количество – это не главное. Тем не менее на базе наших с Георгием Генсом коллекций уже сделано 15 выставок. Тут же вот еще прелесть какая – так как livre d’artiste занимались все, то значит, вы располагаете всеми направлениями, всеми видами, всеми художниками. В livre d’artiste сосредоточена вся история графики XX века. На этом материале можно сделать любую выставку на любую тему.
Вы же работаете и как куратор?
Да, на всех выставках, кроме первой. Выставка «Капричос». Гойя и Дали» в Пушкинском – небольшая, в одном зале, но очень сложная. На самом деле это серьезнейшие, глубочайшие произведения – и то, что делал Гойя, и продолженное Дали.
Если бы Гойя не был близок к королю, с ним бы расправились из-за «Капричос».
Вообще говоря, это даже не графика, а литературное произведение – ведь Гойя прокомментировал каждый из 80 офортов этой серии. И у меня было желание сделать «выставку наоборот»: показать тексты Гойи, а его картинки – как иллюстрации к текстам. На мой взгляд, это правильно. Гойя делал картинки, в голове держа тот или иной сюжет, который потом записывал. Вы ни у какого художника не найдете серию офортов или литографий, где смысл каждого рисунка, в сложной форме, очень иносказательно, был бы записан. И если вот так показать «Капричос», мне кажется, у людей появится желание потянуться к этому, поинтересоваться. Вообще, любая выставка, в моем понимании, – это прежде всего образовательный проект. Это и картинки на стенах, и масса лекций вокруг, и масса встреч. Картинки – лишь «наглядное пособие».
Что для вас ваши выставки?
Желание поделиться информацией? Ну да. Знаете, когда перед тобой лежат шедевры, то невольно думаешь – боже мой, ну почему это не видят другие. Тем более что у нас о livre d’artiste вообще не знали.
В первую очередь я делаю выставку потому, что сам хочу ее увидеть.
Если бы ее сделал кто-то другой, я бы занимался бы чем-нибудь другим и с удовольствием пошел бы посмотрел. Но не делают... Потом, уже в процессе подготовки, очень углубляешься, какие-то открытия делаешь, какие-то идеи приходят. Это очень полезная, во всяком случае для меня, деятельность.
Что интересует вас в жизни, кроме коллекционирования?
Все интересует. Люди, дети, семья. Читать, ходить, смотреть.
Успеваете читать что-то, не связанное с выставками?
К сожалению, мало. И это очень плохо. Вот начинается выставка, и вокруг нее все читаю. Потом у меня само собрание отнимает массу времени. Им надо много заниматься.
Любите ли путешествовать?
Люблю, но, к сожалению, мало времени на это. Раз в году стараюсь куда-нибудь поехать.
И заодно посмотреть что-то на тему вашего увлечения?
Порой да. Я даже сам этого не замечал. Этим летом был в Сан-Себастьяне, в замечательном частном музее крупнейшего испанского скульптора Эдуардо Чильиды. Мы планируем выставку, посвященную скульпторам, работавшим в livre d’artiste, а он тоже делал такие книжки. Все делали – Джакометти, Майоль, Генри Мур, Роден... Еще очень хочется сделать библейскую выставку. И выставку про цирк – на эту тему потрясающие издания у Шагала, Аппеля, Леже.
О самых интересных выставках, концертах, аукционах и других значимых событиях из мира искусства читайте в My Way.
Добавить комментарий