Как возникло ваше увлечение авиацией?
Авиация в моей жизни появилась еще в детстве. Я занимался в юношеской планерной школе на Новослободской, там мы проходили теорию. А летали в Тушино. Были такие планеры БРО-11М, «летающие парты». Запускались они с лебедки. В них было всего одно место. Поэтому уже первый свой вылет ты совершал самостоятельно. Это был уникальный, совершенно фантастический опыт, который мы практически утратили. Подобная школа сегодня сохранилась в Прибалтике, в Литве. Кроме того, такую же систему подготовки юных пилотов пытается возродить в Новосибирске Владимир Барсук, летчик-испытатель, директор СибНИА им. Чаплыгина.
А в чем отличие современной системы обучения?
Сегодня в училищах, да и в некоторых аэроклубах обучение заменяют тренажерами. Конечно, в итоге курсант вместе с инструктором садится в настоящий самолет, но это может случиться и после четырех лет обучения на земле. С точки зрения начала летной деятельности это далеко не самый правильный подход. На мой взгляд, тема летного обучения, как и вообще жизнь в авиации, – это история про селекцию. Не всем дано, например, быть врачом, правда?
Конечно. Некоторые при виде крови в обморок падают.
Так вот очень важно, чтобы это выявилось на ранних этапах и человек понял, что ему не надо быть врачом. Если это выясняется, когда он с дипломом пришел в больницу, потому что в институте сидел за монитором и смотрел на пластмассовые манекены, то все плохо. В авиации все очень похоже. Чем раньше вы выясните, что вам не надо быть пилотом, тем меньше времени вы потеряете и тем меньше разочарований вас ждет. Есть профессии, в которых просто нет места «троечникам»: учитель, врач, пилот. Просто потому, что это опасно для окружающих.
Как же было в вашем случае?
В моем случае все достаточно банально. После планерной школы я пытался поступить в летное училище, но по ряду причин это не удалось. Поступил в МВТУ им. Баумана. Когда уже учился, пришел во 2-й Московский городской аэроклуб. Потом пришлось его покинуть. Система ДОСААФ, которая существовала в Советском Союзе, подразумевала достаточно большую нагрузку – три раза в неделю по две пары занятий, а затем еще и сборы. Комбинировать все это с учебой в не самом легком вузе оказалось непросто, и я выбрал вуз. И уже после института, после армии, когда началось кооперативное движение, мы с женой впервые поехали отдыхать в Швейцарию. Хорошо помню, как в гостинице я открыл справочник «Желтые страницы» и начал искать аэроклуб.
Там, в Швейцарии?
Да. Нашел, позвонил, спросил, можно ли у них полетать, приехал туда, мы сели в Cessna 172 и полетели в горы – туда, где тают ледники и начинаются ручьи. Вообще весна в горах – фантастически красивое время. Помню, пока летели, у меня «перегорели все предохранители». Возвратившись в Москву, я открыл старые записные книжки, нашел друзей, с которыми когда-то занимался, вернулся в аэроклуб, доучился на самолете, выпустился. Спустя какое-то время мы создали свой аэроклуб. А потом я решил, что мне нужно переучиться на реактивную тягу. И я вернулся в систему ДОСААФ, в Вяземский учебный центр, где выпустился на L-39.
Тогда у вас уже появилось время для того, чтобы заняться летной учебой?
Да. Тогда я уже был в состоянии, во-первых, найти время, а во-вторых, найти деньги. Кстати, это был первый прецедент в истории нашей родины, когда гражданский человек самостоятельно вылетел на военном самолете, причем за свои деньги. Была довольно забавная ситуация. Захожу в кабинет к полковнику Тихановичу (начальник Вяземского учебного авиационного центра, командир пилотажной группы «Русь». – Прим. ред.), говорю:
– Здравствуйте, хочу у вас учиться.
– Вы кто? Здесь военная организация.
– А как вы учите пилотов?
– По договору – либо с Министерством обороны, либо с какой-то организацией.
– Давайте возьмем такой договор, подпишем. И будем учиться. Та же программа. Та же дисциплина.
– А так можно?
– Давайте попробуем.
Так мы с моим другом Дмитрием Сухаревым стали первыми гражданскими лицами, которые отучились в Вяземском центре. А после этого я уже экстерном заканчивал Калужское авиационное летно-техническое училище, получив диплом летчика-инструктора.
Что вами двигало? Просто «хочу»? Или у вас были какие-то цели?
Нет. Были мечты, которые хотелось осуществить. Я хотел летать на реактивном самолете и этого добился, летаю. Правда, не так часто, как хотелось бы. Иногда меня спрашивают – вы профессиональный пилот? Нет, я работаю в машиностроении. Поэтому как пилот я, наверное, любитель. Как фотограф я тоже, наверное, любитель, хотя и устраиваю выставки. Как коллекционер я тоже любитель (коллекция короткоклинкового холодного оружия, собранная Михаилом Лифшицем, насчитывает около 500 предметов. – Прим. ред.). Я знаю нескольких людей из бизнеса, которые научились летать, бросили все и ушли работать пилотами в авиацию. Но я зарабатываю на жизнь другим: делаю турбины, делаю компоненты для авиационных двигателей – и в этом плане связан с авиацией достаточно глубоко.
Знаю, что вы участвовали в авиаралли. Это похоже на автомобильное ралли?
Похоже. Сама эта дисциплина предполагает точность самолетовождения и умение пилотировать в разных условиях. Ты узнаешь, куда летишь, только за 15 минут до вылета. Тебе в достаточно сложном виде дают легенду для прокладки маршрута, и за эти 15 минут ты должен его подготовить. Причем у тебя нет никаких гаджетов, GPS – это абсолютно визуальный полет, как правило, не выше 200 м. На маршруте много поворотов, много точек, которые нужно пройти с точностью до секунды в соответствии с твоим расчетом и зафиксировать все это на карте. Плюс за тобой наблюдают с земли. Один из элементов соревнований – где-то по маршруту посадка на точность на незнакомый аэродром, возможно, в горах, в ущелье. Мы несколько раз участвовали в чемпионатах мира, в открытых чемпионатах разных стран. Российская команда как раз тогда начала только выступать. Я участвовал в соревнованиях с 1997 по 2003 год.
Какие задачи у вашего аэроклуба? Кто туда входит?
Это клуб, объединяющий людей, которые любят небо и которые с ним связаны. Мы летаем сами и учим летать других. Приобщаем к авиации тех, кто этого хочет. Интересно, что, когда ко мне пришел на работу мой пресс-секретарь, обнаружилось, что он учится в моем клубе, на моем самолете Як-18Т. Значит, это судьба.
А у вас нет такого ценза при приеме на работу – чтобы люди умели летать или хотя бы к этому стремились?
Нет. Но это как-то само собой происходит. У нас есть те, кто учится летать. Есть и те, кто, как и я, ездят на мотоцикле. Кто-то от меня «заражается», кто-то уже таким приходит. Мотоклуб мы еще не создали. А в аэроклуб – всегда пожалуйста.
«Фотография – еще одна моя параллельная реальность, которая иногда пересекается с авиацией. Я люблю фотографировать. С высоты все выглядит по-другому»
Вы сказали, что сами сейчас летаете нечасто. По какой причине?
Посмотрите, что стало с Тушино, с Ходынкой. В Подольске был отличный аэродром Кузнечики, которого сейчас уже нет. Осталось Мячково, – но у него «забрали воздух», а для того чтобы летать, необходимо воздушное пространство. Но все вокруг застраивается городскими кварталами или дачными поселками, поэтому аэроклубы выселяют за 100-й километр, а это значит, что самолет вам доступен только в выходной. Когда-то давно я мог три раза в неделю спокойно сесть в машину, доехать до Мячково и потренироваться. Но если аэродром Северка (здесь базируется аэроклуб «КВС». – Прим. ред.) находится в районе Коломны, то поехать туда – значит потратить весь день.
Много ли желающих учиться летать? Вы видите интерес?
Мы сейчас с вами трогаем большую и больную тему. Вернусь к тезису о селекции. Люди, которые хотят и могут летать, точно есть. Вероятность того, что они дойдут до аэроклуба, который находится в Москве, и вероятность того, что они доедут до клуба, который находится в 100 км от Москвы, – разная. Поэтому если в регионах тема подготовки молодежи в любительской авиации существует, то в столице она просто уничтожается. А Москва – это место, где проживает 10% населения, причем довольно продвинутого.
Давайте поговорим на более приятную тему. В Центре братьев Люмьер проходила ваша фотовыставка «ГеоГрафика» – снимки, сделанные с высоты. Это увлечение пришло, когда вы стали смотреть на землю сверху?
Нет. Фотографией я увлекся в детстве. Это еще одна моя параллельная реальность, которая иногда пересекается с авиацией. Я люблю фотографировать. С высоты все выглядит по-другому – не лучше и не хуже, просто по-другому. Возникает еще одна степень свободы. Видишь меньше грязи, наверное, меньше ненужных деталей. Я снимаю не только из кабины самолета или вертолета. Многие фотографии сделаны на земле. Всегда бывает интересно найти необычный ракурс.
Когда летаете на отдых, берете там самолет или вертолет?
Да, конечно. Потому что летать – моя естественная потребность!
Интервью с бизнесменами, артистами, путешественниками и другими известными личностями вы можете найти в MY WAY.
Добавить комментарий