Я помню, как в начале 2000-х на антикварном рынке очень высоко ценились экспертные заключения от Третьяковки и Центра Грабаря. Если вы, допустим, собирались продать раритетную картину, в доказательство ее подлинности надо было заручиться такой бумагой. Потом музеям запретили делать частную экспертизу. А что в вашем центре? К вам может прийти человек «с улицы» для изучения своего раритета?
Экспертизу мы по-прежнему проводим. И после тяжелого периода, который у нас случился после пожара 2010 года, мы восстановили силы и продолжаем это направление развивать.
Давайте уточним: любой человек может к вам прийти со своей, условно, картиной или иконой, и вы за определенную сумму дадите ему экспертное заключение на государственном бланке?
Разумеется. В Москве осталось два государственных учреждения, одной из специализаций которых является экспертиза. И мы, не в обиду коллегам будет сказано, занимаем лидирующие позиции. Просто спектр наших услуг намного шире: помимо живописи и графики, Центр Грабаря делает экспертизу иконописи, фарфора, редких книг и документов на бумаге.
Насколько прибыльна эта сфера услуг?
Это довольно существенный для нас доход, который каждый год увеличивается на несколько миллионов рублей. Это часть нашей уставной деятельности, она легальна, мы ничего не скрываем, а наоборот, стараемся привлекать различных клиентов. Ни для кого не секрет, что сейчас появилось много контор, которые предлагают свои экспертные услуги. Какого они качества – другой вопрос. Но мы вынуждены с ними конкурировать, а значит развивать и продвигать нашу экспертизу.
Помимо экспертизы, вы принимаете от частных клиентов вещи на реставрацию?
Сейчас мы расширяем это направление. Мы в нем очень заинтересованы. Если раньше у нас просто не хватало ресурсов, мы были сконцентрированы на музейном мире, сегодня все активнее работаем с частными владельцами.
Были ли на вашей памяти такие случаи, когда частные лица приносили на экспертизу или реставрацию действительно выдающиеся вещи?
Были, конечно, и немало. Например, великолепные работы Яковлева, Шухаева… Приносили иконы XIII века, голландскую живопись XVII столетия… Впрочем, это единичные случаи, и реставратор бывает просто счастлив, когда сталкивается с шедевром.
К 100-летию центра вы открыли большую выставку чудес реставрации. Стоит на нее прийти?
Обязательно! Во-первых, мы представили все наши 13 отделов и плоды их трудов. Обычно показывают какое-то одно направление, а здесь вы увидите, с какими разными и уникальными предметами мы имеем дело. Во-вторых, будут показаны по-настоящему отличные работы: картина Доссо Досси, расписные «небеса» XVIII века из церкви Кенозерского национального парка, произведения Родченко, Шагала, Серова… Мы собираем раритеты из 50 музеев – такого еще ни разу не случалось. Вы увидите вещи, которые потом разъедутся в отдаленные места – в Козьмодемьянск или на Алтай, куда вы вряд ли специально ради них поедете.
Пока я с вами беседую, меня не покидает странное чувство: ваш образ – человека очень активного и современного – никак не вяжется с типичным образом реставратора, эдакого затворника, месяцами корпящего с лупой над иконой или холстом. Как вы здесь оказались и как себя на этом месте чувствуете?
У вас, должна сказать, устаревшие о нас, реставраторах, преставления (смеется). Что касается лично меня, я училась в МГУ на искусствоведа, но никогда не чувствовала себя искусствоведом-теоретиком. Так как семья у меня художественная (папа – доктор искусствоведения и преподавал композицию, мама – художник), мне, что называется, на роду было написано близко видеть и буквально ощущать искусство тактильно.
Вряд ли я стала бы работать как самостоятельный художник, но именно в реставрации мне удалось совместить свой интерес к мировому искусству и свои практические умения. Так я и пришла в Центр Грабаря – сначала в качестве помощника реставратора. Варила клей, терла ластик, мыла пробирочки (очень увлекательное занятие, как вы понимаете). Все это происходило под руководством легендарного реставратора Инны Ипполитовны Штокман, между прочим, бабушки певца Тимати. А затем постепенно росла в профессиональном смысле, перешла уже от реставратора III категории ко II, I и, наконец, к высшей.
Ваша специализация – искусство начала ХХ века?
Если быть точным, графика – я имею дело с бумагой разных эпох. Но ХХ век я действительно люблю, и мне часто приходилось работать с произведениями не слишком известными. Например, с художницей круга Петрова-Водкина Юлией Оболенской. Но именно такие имена – как говорится, «второго эшелона» – важны для науки, их открытие позволяет уменьшить количество фальсификаций.
Не могу не спросить: а кого у нас чаще подделывают?
Конечно, подделывают тех, на кого есть спрос и кто дорого оценивается. Такое количество картин Айвазовского, какое нам приносят на экспертизу, самому мастеру даже не снилось. Он просто не смог бы их создать, даже если бы писал в день по три картины.
Считается, что музейщики или люди, связанные с искусством по долгу службы, не имеют право коллекционировать, – иначе это будет мешать их работе. И все же – у вас есть своя коллекция?
Я бы не называла это коллекцией. Есть дорогие мне и интересные вещи, которые появляются спонтанно. Вот, например, в моем кабинете висит плакат художника Владимирова, мне его подарили за реставрацию целой серии подобных плакатов. Между прочим, довольно дорогая вещь на антикварном рынке. Или вот совсем раритет – лист из «Апостола» Ивана Федорова, первого печатного издания в России. Одному коллекционеру, с которым я работала, этот лист, обнаруженный среди бумажного хлама и оторванный от книги, показался неинтересным, вот он мне его и отдал.
Вы занимаетесь бумагой. С какими проблемами вам чаще всего приходится иметь дело?
Бумага, как вы понимаете, материал очень нежный. Ее надо тонко чувствовать. Ты начинаешь укладывать ветхую бумагу как пазл, но одно неверное движение – и все насмарку, получается новый разрыв.
Есть ли в вашем центре совершенно уникальные специалисты в каких-то областях?
Конечно. Например, у нас есть новое и действительно уникальное направление – реставрация археологической кожи и текстиля. Если в каких-то захоронениях находят изделия из кожи или дорогого текстиля, их реставрация проходит у нас. Сейчас на выставке мы показываем мешок шамана из алтайского захоронения XV века до н.э. Точно так же наши специалисты реставрировали обнаруженный в захоронении кафтан, подаренный Петром I одному из придворных, – он тоже в экс- позиции. Вы же понимаете, насколько хрупкие эти предметы – как только их извлекают на воздух, они сразу начинают разрушаться. Еще пример – отдел, которым руководит замечательный реставратор Владимир Симонов, занимается различными нетрадиционными материалами. Они реставрировали панно из знаменитого ракушечного грота в усадьбе Кусково. Владимир Гербович разработал уникальную методику реставрации японского лака «уруши» (кстати, довольно ядовитого при изготовлении). А ведь у нас в музеях и у коллекционеров огромное количество лаковых восточноазиатских предметов.
Все помнят, как в ваших московских мастерских случился в 2010 году пожар. И чудом никакие из редких вещей не погибли. Этим летом сгорела замечательная церковь в Кондопоге. Насколько это серьезная утрата?
Это огромная утрата. Мы это можем сказать ответственно, потому что нам тема очень близка – мы постоянно работаем с северным регионом и реставрируем «небеса» из кенозерских церквей подобного плана. Потеря просто невосполнима. Вряд ли ее можно воссоздать.
Давайте о хорошем: есть ли какие-то открытия и обретенные ценности?
На выставке мы показываем античные танагрские статуэтки IV–III вв. до н.э. из музея в Барнауле. Сначала никто не верил – как древнегреческие изделия могли оказаться в такой дали? Но сейчас уже их подлинность подтверждена. Недавно мы занимались «подводной книгой» – это книга корабля, затонувшего в петровское время в Финском заливе. Как правило, в воде бумажные памятники не сохраняются, но тут помог случай – умерла рыба и упала на книгу, пропитала ее жиром и, можно сказать, законсервировала. Теперь книжка в замечательном состоянии, каждая страница читается – это карманная Библия XVII века на немецком языке, которую брали с собой моряки.
Ваш центр работает со многими региональными музеями. Какие из них вы советовали бы посетить?
Замечательный музей в Саратове – произведения там на уровне столичных. Стоит съездить в Тюмень, там реконструировали музей, и теперь это одно из самых интересных мест с открытым хранением. Чудесный музей изобразительных искусств в Костроме. Кстати, я совсем недавно открыла для себя отдых на Волге, в небольших отелях. Удовольствие недешевое и сопоставимое с заграничной поездкой, но я была удивлена и приятной атмосферой, и европейским сервисом.
Выставка «Век ради вечного» проходит в выставочных залах ВХНРЦ им. И.Э. Грабаря до 30 ноября
Интервью с бизнесменами, артистами, путешественниками и другими известными личностями вы можете найти в My Way.
Добавить комментарий